-Господи, сколько же лет прошло?

-Четыре года, дружище, - я налаживаю магнитофон, Дэвид помогает мне: времени на интервью отведено немного, для разве­дывательной болтовни двух старых знакомых и минуты не остается.

-С чего же нам начать после этих четырех лет? — спраши­вает он, но я знаю, с чего начну.

-Название на твоем последнем диске «Герои» стоит в кавыч­ках. Эти кавычки — часть названия?

-В общем-то, да. Только это название ни о чем не говорит, я просто выбрал для него одну из песен, а в целом альбом - сборный, у него нет единой концепции.

-А мне казалось, что весь альбом - об ироническом отноше­нии к «героям» и ко всей идее героизма.

-Я об этом говорю только в одной из песен, в самих «Ге­роях». Это песня о двух влюбленных, которые кажутся себе не­вероятно смелыми, потому что злословят насчет властей. Эта сме­лость приятно возбуждает их, они кажутся себе прекрасными фрондерами, да только тот камень, что у них за пазухой, - не камень даже, а так, горошина.

-Значит, это все-таки ирония?

-Получается, так. Впрочем — и это не причина, почему я на­звал диск «Герои». Я бы мог назвать его «Сыновья молчаливого времени».

-Скажи, а ты не думал, что порой и сам бывал таким же «героем»?

-Господи, да конечно же. Знаешь, мне для того чтобы писать, нужно чувствовать опасность - духовную или просто физическую. Только тогда у меня что-то получается  когда я балансирую на краю. Так что в этом альбоме я, в общем-то, над собой по­тешаюсь. У меня история была в Китае...

-Воспоминания о маоизме?

-Да, я когда - то им увлекался. Так вот, я был в Гонконге и решил попробовать перейти границу — что получится? Там у них странная граница - в принципе есть шанс пройти, и тебя не подстрелят сразу же. Вот я и решил - пойду посмотрю на приграничную китайскую деревню. Все сошло удачно.

-А ты один ходил?

-Я теперь только в одиночку путешествую.

Я вспомнил времена, когда он и шагу не делал без охранника, секретаря, менеджера, компаньона, парикмахера, пресс-агента...

-Все мои нынешние путешествия  они для того, чтобы было, о чем писать. Я теперь могу писать только о том, что видел собственными глазами: слишком мой мозг забит чужой музыкой. Куда бы я ни приехал, местная фирма грамзаписи обязательно присылает мне аппаратуру и свои пластинки, да я ничего не слу­шаю. И если и пользуюсь магнитофоном, то только как памятной книжкой. Я записываю: событие, человек, ситуация - и потом начинаю додумывать, докручивать песню. Но основа - событие, человек, ситуация — всегда реальна.

-А ты продумываешь заранее строй всего альбома?

-В общем-то, нет, все рождается в процессе работы. «Героев» мы писали с Эно и Фриппом дурачились иногда просто, ну, и что-то там получилось... Каждый из моих альбомов рождается спонтанно, под влиянием обстоятельств — это всегда видно, можно даже определить, в каком городе я что писал. Не говоря уже о душевном состоянии. Сейчас я куда более уравновешен, чем, ска­жем, года два назад.

-Да, когда ты выпустил «Молодых американцев», ты был похож на отставного чемпиона.

Он ухмыльнулся:

-Знаешь, что такое лосанджелизм? Опасная штука, он зара­зил и меня...

     Я сказал, что, по-моему, жить в Лос-Анджелесе - это как сниматься в фильме, который сам первый смотреть не пойдешь.

     Но я никогда не жил там, я там только бывал. Я вообще нигде не живу. Мне никогда не хотелось купить землю, дом на ней и говорить себе - это мое, это мой дом. Если я заведу себе дом - я погиб, я не смогу написать ни строчки. Я человек без корней, и стоит их мне пустить где-то - снять квартиру на долгий срок, к примеру, - как я чувствую себя в мышеловке, и я убегаю. Я не хочу собственности. Я живу одним днем, и для меня это единственный вариант. Скажи, тебе «Низкое» и «Герои» в принципе понравились?

-Да.

-Так вот, когда я писал их, я выбирался из очередной мыше­ловки, которую сам себе и расставил. Я говорил себе: «Какого черта, что ты здесь делаешь? Ты что, родился для того, чтобы быть клоуном в Лос-Анджелесе? Беги! Все, что тебе надо, — это посмотреть на себя попристальней. Представь людей, которых ты не знаешь, места, в которых ты не бывал, и спроси себя: кому нужна вся та чушь, которую ты написал? Ты-то сам свои пла­стинки купишь?» И я удрал, я снял комнату в Западном Бер­лине - паршивую комнату, над автомастерской, в районе, где жи­вут турки-гастарбайтеры...

-Слушай, ты читал Томаса Пинчона? 1 Помнишь, как он опи­сывает своего героя Герберта Стенсила: «Герберт Стенсил, как го­довалые дети и самодержцы, всегда говорил о себе в третьем лице. Это помогало «Стенсилу» казаться единственной личностью среди толпы человеческих тождеств. Он называл это «насильствен­ным обретением личности» - это, несомненно, не то же самое, что «смотреть на мир другими глазами»; к примеру, он носил одежду, которая Стенсилу  без кавычек  совершенно не нра­вилась бы; он ел пищу, от которой урожденного Стенсила стош­нило бы; он жил в неизвестных ранее городах, ходил в бары и кафе нестенсиловского типа - и зачем? Все для того, чтобы дер­жать «Стенсила» на отведенном ему месте - в третьем лице».

-Какие мы начитанные! — усмехнулся он, но мне показалось - одобрительно. Я хорошо понимаю этого человека, я понимаю, почему он это все делает. Но мне уже малоинтересны развле­чения такого рода. Я перерос их. Мне поэтому и нынешний панк- рок  не нравится. Все эти детишки с таким ликованием влезли в панк-котел  вместо того, чтобы, наоборот, избегать каких-либо границ. Никто из них не пробует бороться: они не говорят: «Мы - это мы». Они говорят: «Мы - это панк», и таким обра­зом связывают себя и свои возможности. А это стыдно. По сути, люди гораздо более заинтересованы в самих новшествах, чем в том, почему эти новшества рождаются...-

-Ты имеешь в виду технико-помешанных?

-Не только. Когда мы были молоды — помнишь, как мы ра­довались всему новому и в технике, и в музыке, и в жизни? Все хотелось попробовать, казалось, что каждое новое - вот она, истина, конечный пункт. Но эти пункты менялись, и только, отстав в гонке за новым, начинаешь понимать, что вся эта погоня - чепуха. Когда ты отстаешь, останавливаешься - начинаешь пони­мать, что обогнал: потому что если ты делаешь что-то настоя­щее - время и успех обязательно совершат круг и вернутся к тебе.