Начинал Дэвид Боуи в 1966 году - мы помним, что это бы­ло за время: время расцвета молодежной контркультуры, и рок - музыканты пели о том, что капиталистическое общество нику­да не годится и что его нужно переделывать. Варианты предла­гались самые «радикальные», и Боуи тогда вместе со всеми пере­жил увлечение разного рода левацкими идеологиями. К началу семидесятых годов стало ясно, что идеи немедленного пере­устройства общества не оправдали себя.

Тогда-то Боуи и придумывает образ «Зигги Стардаста» - «Зигги Звездная Пыль» (группа его называлась «Марсианские пауки»). «Зигги», пришелец из космоса, пел о том, что, если нет возможности улучшить жизнь на этой планете своими руками, может, кто-то посторонний поможет. Идея пришлась кстати - она ничего от слушателей не требовала. Слушатели хлопали. К Боуи пришел успех, но он был рожден скорее не содержани­ем песен, а манерой, в которой Боуи выступал, подачей песен: расшитые блестками наряды, фантастический грим. За «Зигги» потянулась целая команда эпигонов: Элис Купер, Лу Рид, Гэри Глиттер и др. Направление это получило имя глиттер - рока (от английского «glitter» — «блестящий, сверкающий»), а за Боуи закрепилось звание «дедушки глиттер-рока».

«Дедушка», однако, выкинул фортель: в Голливуде он снялся в фильме «Человек, который упал на Землю», где все тот же пришелец переделал всю планету по фашистскому образцу и стал фюрером всей Земли. Идея твердой власти оказалась до­вольно симпатичной обывателям, напуганным недавними моло­дежными «выходками», и Боуи-шоумен, почувствовав эту смену настроений, меняет маску, тем более что глиттер-рок публике уже надоел. Теперь он - аккуратный, облаченный в строгий костюм-ретро  поет о том, что пора кончать с «сопливой де­мократией». На Боуи ополчились прежние рок-коллеги, а на его шоу стали ходить голубоволосые домохозяйки и преуспевающие бизнесмены, решившие, что Боуи - свой. И тут он совершает непростительный, по мнению этой публики, поступок - он вы­пускает пластинку «Низкое», в которой есть песня «Гитлер воз­вращается». Он поет о том, что как раз в среде таких вот «по­ложительных и порядочных» обывателей и рождаются фюреры.

     В последнее время Боуи почти не выступает на сцене, пред­почитая только записываться,  возможно, потому, что ту идею, которой он живет сейчас, - «Сыновья молчаливого времени», времени неуверенности, смятения, экономических трудностей,  трудно воплотить в рамках «просто шоу»

     Cквозь окно сочится серый осенний сумрак, и человек, к которому я пришел, спокойно наблюдает, как комна­та погружается в сумрак, он копит его, он кутается в сумерки — входите, входите, вечер, я жду вас, я вас приветствую, сумерки, покой...

«Да зажги же свет», — прошу я, и он щелкает выключателем, и я, наконец, могу разглядеть его как следует: клетчатая рубаш­ка, джинсы, короткие светлые волосы, все так обычно, что неин­тересно для описания. Особые приметы: особых примет нет.

Единственное, что осталось от прежнего Дэвида Боуи, с кото­рым я познакомился пять лет назад здесь же, в отеле «Дорче­стер», - это его лицо.

Но тогда он был самым броским пятном в ярко освещенной комнате, и непонятно было - то ли он сверкает на свету, то ли свет исходит от него.

Тогда вокруг него кружилась фантастическая команда безум­ных спутников: Лу Рид был здесь, бледный и раскрашенный, и толстенькие белые пальцы его венчали покрытые черным лаком ногти; «Марсианские пауки», разодетые в пух и прах,, взбудо­раженные и смущенные; Тони Де Фрай, их тогдашний менед­жер — элегантный, энергичный и напыщенный, эдакий шпрехштал - мейстер. Наконец, Энджи, царственная супруга Боуи, роскошная королева всего этого цирка.

Люди входили и выходили, пили шампанское и резко, нервно смеялись, и все казались себе такими значительными. Это созна­ние собственного превосходства пьянило всех — кроме, пожалуй, самого Дэвида Боуи, в чью честь и было затеяно празднество. В то время он еще играл на сцене в пришельца «Зигги Звездиая Пыль». Вечеринку устроили после концерта, но, хотя он еще не снял пестрые блестящие тряпки «Зигги», он был уже Дэвидом Боуи, а спутники его все еще веселились, и он смотрел на них с усмешкой, как на заигравшихся детей. Горячие денечки, где вы теперь...

Семьдесят второй год позади, и маска «Зигги Звездная Пыль», ненужная и поношенная, упрятана в сундук. «Зигги Звездная Пыль» теперь лишь призрак в чьей-то памяти, а человек, когда- то носивший эту личину, - вот он, сидит передо мной в полу­темной комнате и улыбается спокойно и сдержанно.

Я шел по длинным коридорам к номеру Боуи и гадал: кто или что встретит меня там. В последний раз я видел его 31 декабря 1973 года, и в тот день он был злым, заносчивым, ужасно неприятным  зазнавшийся центрфорвард, откровенно издевающийся над окружавшими его, потому что они казались ему столь же ненастоящими, как и он сам, запрограммированными, игрушечными: нёлюди. «Да, я дрянь, но вы-то все тоже дряни, так чего это ради я должен щадить вас?»